Дар
Глава 1
Я пнул колесо. Колесо печально звякнуло.
— А говорил — до Москвы доедет!
Гоблин-водитель пожал плечами. Снял кожаную фуражку, отёр зелёный лоб и сказал философски:
— Не доехала.
Наша антикварная машина застряла в каше из снега. Над капотом завивался дымок.
Я огляделся. Унылый зимний пейзаж, даже Пушкин не сказал бы, что это очей очарованье.
Заснеженные поля вокруг, у обочины торчат чёрные стебли бурьяна, голая рощица вдалеке. Ещё дальше, за рощицей, виднеются крыши избушек, над крышами стоят серые хвосты дыма — топятся печи.
Эльфийка выбралась из машины. На обочине, среди снега и мёрзлых кустов, она смотрелась заморской птичкой. Тоненькая, изящная, на огненно-рыжей голове крохотная шапочка с пером.
— Слуга, почему не едем?
Гоблин почтительно склонил голову.
— Машина сломалась, госпожа. И бензина едва-едва…
— Так покупай!
Гоблин жалостно посмотрел на меня. Я тяжело вздохнул. Сказал:
— Здесь нет бензина. И новых машин нет. Повезёт, если найдём попутную телегу.
— Так пойди, купи телегу!
Мы с гоблином переглянулись.
— Да, госпожа, — покорно ответил гоблин. Запахнул куртку на тощей груди, повернулся к деревне. — Как скажете.
Я сжал зубы. Проклятая дура. Чёртов гоблин. Дурацкая дорога.
***
Мы ехали в столицу. Императорский тракт раскручивался под колёсами, убегали назад верстовые столбы. Давно пропали из виду купола городских храмов и башенка на крыше почтамта.
А я-то думал, когда прыгал в машину прекрасной эльфийки, что вот оторвёмся от погони — и всё! Только завернём за угол, и потеряют нас из виду мужики с револьверами и охотничьими ружьями. Перестанут палить в спину, кричать, руками размахивать.
В лицо ведь меня никто толком не видел. Темно было, и лицо сажей замазано. Никто не скажет, что офицер Дмитрий Найдёнов — тот самый злодей с бомбой. Дай только до шефа добраться, всё ему рассказать. А там разберёмся, кто виноват…
Так я думал всё время, пока машина по городу катила. Ну да, надо же подальше отъехать… Потом смотрю — особняк миновали, где дом невинных лилий. Бордель то есть, с полукровками. Вот и окраина показалась, потом поля замелькали, все в снегу.
«Стой, — кричу, — проехали!»
А эльфийка, что в тело Альвинии вселилась, даже ухом не повела. Сидит, глазами сверкает, на дорогу уставилась. На меня ноль внимания.
Шофёр-гоблин только ухом дёрнул, рулит себе молча.
Взял я Альвинию за плечи, к себе повернул, тряхнул как следует. Ух, как она глазами сверкнула! Я же ведь сразу не понял, кто это. После той суматохи в доме полицмейстера, когда бомба взорвалась, люстра грохнулась, а эльфы в гляделки играли и друг дружку рвали на части — пойди разбери, кто есть кто. Вроде Альвиния, а вроде нет.
Тряхнул я её, она на меня глянула — как гвоздями к месту прибила. Лицо Альвинии, а глаза жуткие. Два колодца, внутри синева без дна.
«Не бойся, мальчик, — сказала эльфийка. — Сиди смирно». Ну я и сел смирно. Хотел шевельнуться, да не выходит. Хочу сказать — горло перехватило.
Так мы долго ехали. Потом меня маленько отпустило. Смотрю — назад уже не повернуть, поздно. Из машины выпрыгивать смысла нет, пешком до города не дойду.
Откашлялся я, говорю: «Альвиния… или как вас теперь… Я офицер полиции. У меня дело важное, о взрыве поезда. Куда мы едем? Мне нужно обратно!»
Страшная эльфийка, что в Альвинию вселилась, говорит холодно: «Я еду в Петербург. Твоё дело для меня неважно. И обращайся ко мне — пресветлая Иллариэль». Сказала, как отрезала.
Стал я спорить, она опять на меня глянула своими глазами-колодцами, и я онемел. Хочу сказать и не могу.
Потом стемнело, мы на ночь в придорожном трактире остановились. Но и там я слова сказать не мог. Всем эльфийка распоряжалась. Да так, будто сама царица в гости заглянула. То ей не так, и это не эдак… Если бы я деньги из потайного кармана не достал и трактирщику не показал, не знаю, как бы дело обернулось. А так и переночевать дали, и накормили как следует. Зато содрали с нас по царски — за эдакие замашки.
Едва рассвело, шофёр-гоблин запасную канистру с бензином достал, машину заправил, мы дальше поехали.
Так я и молчал всю дорогу, глядел, как верстовые столбы мелькают. Пока в сугроб на обочине не влетели.
***
Гоблин курку запахнул, зашагал к деревне. Эльфийка в машину забралась, нос в воротник уткнула — злится.
Вдруг слышу — колокольчики звенят. Звонко так, как комар над ухом пищит. Только я подумал, что это от голода, на дороге тройка показалась. Белый коренной, две пристяжные в яблоках.
Быстро скачет — раз, и уже рядом с нами. Снежные комья во все стороны, копыта мелькают, бубенцы звенят, заливаются. Санки все из себя богатые, тёплые, кучер важный, борода как у деда Мороза. Вот как зимой ездить надо!
Я руками замахал. Голосую, типа.
Тройка мимо пронеслась, вдруг слышу — кучер кричит:
— Тпр-р-ру! Стой, родимые!
Лошади зафыркали, встали. Ногами переступают, гривами трясут — красавцы.
Из санок слуга выскочил, барину руку подал. Но хозяин и сам выбрался, на слугу даже не глянул. Молодой барин, при деньгах, сразу видно. Шуба богатая, лицо сытое, румяное.
— Господа! — восклицает, а сам нашу машину глазами так и обшаривает. Конечно, не каждый день такое диво на дороге встретишь. — Господа, что случилось?
По шофёру-гоблину только взглядом скользнул, на меня посмотрел, нос сморщил — не поймёт, что за гусь в чёрной тужурке. Слуга или хозяин?
Тут наша пресветлая Иллариэль из машины выглянула. Барин увидал эльфийку, глаза заблестели.
— Сударыня, позвольте представиться — помещик Хлынов, Степан Петрович.
Альвиния, то есть лже-Альвиния, из машины выплыла, как лебедь, глаза бездонные подняла. Помещик Хлынов аж поперхнулся. Кадыком задвигал, откашлялся, говорит:
— Прекрасная мадемуазель, вы нуждаетесь в помощи? Приказывайте, Хлынов поможет!
— Ах, — отвечает эльфийка, — нам нужно в столицу. Но вот, досадная задержка… — и головкой качнула, то ли на машину, то ли на нас с гоблином. Мол, угораздило, связалась с идиотами.
— Не извольте беспокоиться, прекрасная мадемуазель! — говорит помещик. — Буду безмерно рад услужить. Не откажите в любезности, присаживайтесь ко мне. Домчу с ветерком. И слуг ваших заберём.
Тут наш шофёр встал насмерть — не брошу машину, хоть убей! Прекрасная мадемуазель только моргнула, тут же нашлась прочная верёвка. Взяли машину на буксир. Шофёр рулить остался, а меня к себе взяли, для соблюдения этикета. Негоже мадемуазели одной с мужчиной оставаться.
Не соврал барин — до столицы, до Петербурга то есть — домчали с ветерком. Сами не заметили, как весь путь пролетели. Барин всю дорогу нашу пресветлую Иллариэль обхаживал, по сторонам не смотрел. То анекдоты травил, то богатством своим хвастался. Сундучок достал дорожный, открыл, там набор: графинчики и рюмки, все в бархатные гнёзда уложены, на любой вкус.
Я сидел рядом со слугой Хлынова, смотрел, как господа наливки пробуют, и думал. Так, что от мыслей у меня голова трещала. Почему гвардейский офицер Васильчиков меня убить хотел? Что значит — нашу губернию надо закрыть? Зачем для этого понадобилось взрывать поезд вместе с графом Бобруйским и высшим эльфом? А что эти события связаны, я уже не сомневался. Кто такой этот проклятый Рыбак, наконец? Что случилось с настоящей Альвинией и моим Талисманом? И наконец, какого чёрта нужно пресветлой Иллариэль в Петербурге?
Глава 2
Я гулял по Петербургу. По самому его центру, где в моём мире целыми днями мотаются туда-сюда толпы туристов. Всё казалось — вот зажмуришь глаза, откроешь — и ты в своём времени. Но это только казалось. Десяток шагов по городу, и понятно — нет, Димка, ты не дома.
И люди здесь не такие, и даже памятники местами на себя не похожи. А кое-где совсем другие. И крейсер Аврора мне только приснился, и речные трамвайчики не бороздят свинцовые воды каналов.
Эх, жаль, память прежнего владельца тела, Дмитрия Найдёнова, пропала вместе с хозяином. Сейчас бы он мне нашептал на ушко, как и что…
А вот и Лебяжья канавка… Мне слуга в гостинице, где мы остановились, сказал, что тут место для гуляния шикарное имеется, Летний сад. И что сегодня как раз простой народ пускают. Важно так сказал, свысока.
Двинул я вдоль ограды ко входу. Смотрю — а в Летний сад пропускают не всех. У ворот городовые стоят, крепкие мужики в шинелях и с шашками. Фейсконтроль проводят. Кто почище, одет хорошо и лицом вышел, тех пропускают. А кто победнее, или там морда помятая и вид нетрезвый — тех обратно заворачивают.
Потоптался я, прошёлся мимо ворот раз-другой.
Вид у меня вроде ничего, я себе одёжки приличной прикупил в суконной лавке, по сходной цене. Чтоб в толпе не выделяться. Уж очень пресветлая Иллариэль мне мозг проела, чтобы незаметен был и вообще…
***
Сама эльфийка с утра была злющая, как змея. Велела нам с гоблином в гостинице сидеть, её дожидаться. Сама принарядилась, шляпку с пером напялила, и ушла.
Да ещё велела никуда не ходить, сидеть смирно, наружу носа не высовывать. Если бы ещё толком сказала, почему, я бы понял. Но нет, пресветлая Иллариэль приказала — выполняйте.
Гоблин-шофёр, весь покорный, сразу послушался. Он на эльфийку как на богиню смотрит, разве что в ножки не кланяется. Ну а мне что — у меня другие планы. Какой дурак будет взаперти в номере сидеть, когда тут город весь из себя альтернативный.
Дождался я, пока эльфийка отойдёт подальше, пока стук её каблучков в коридоре затихнет, сказал гоблину:
— Давай хоть познакомимся. Как звать-то тебя?
Мы ведь до этого удирали со всей мочи, а шофёра, как известно, во время движения отвлекать нельзя. А потом я молчал под заклятьем. Сидел, как дурак, слова сказать не мог. Какое уж тут знакомство…
Гоблин отвечает:
— Меня зовут Шмайс, господин. Петер Шмайс.